Пейринг: Сириус Блэк/ Алиса Лонгботтом
на заявку: raliso
от автора: прости, родная, у меня, кажется, получилось совсем не то, что ты заказывала. Но шарахнуло по голове — нужно писать именно такого Сириуса. Прости.
У нее кольцо на безымянном пальце, у него — душа в ожогах.
И вокруг — война, смерть, страх, и вокруг — вспышки, крики, кровь, а они целуются в грязной и темной подворотне, они кусают губы и сталкиваются языками, и эта осень смеется над ними хриплым и недобрым смехом. Они обречены.
- Я подыхаю без тебя, - выдыхает он, и в синих глазах — тоска, и от нее хочется выть. - Дышать без тебя не могу.
Она плачет и цепляется за него, чтобы не упасть. От него разит табаком и дождем, у него волосы мокрые, а губы искусаны. Он стискивает ее в объятиях так, что воздуху в легких уже мало места.
- Сириус... - шепчет она, ведь больше у нее слов нет, только его имя, что стучит в висках и помогает не свихнуться. - Сириус...
Им по девятнадцать лет, ее ждет дома любящий муж, а у него и дома-то своего нет. Они влюблены, да так до горечи безнадежно, что дышать слишком трудно.
Они сходят с ума.
Сплетаются — пальцами, душами, языками, запоминают — родинку на щеке, трещинки на губах, ресницы-иголки, стирают — прошлое, настоящее, будущее. Последнее стирается особенно легко — его и так не существуют, не сегодня — завтра мелькнет зеленый луч, и потухнут синие глаза. Аваду в бою словить не сложно, тем более, что сейчас каждый день — бой.
- Ты только живи, хорошо? - шепчет она, и он снова целует ее, да так жарко, что пол под ногами начинает качаться. Он не будет ей ничего обещать. Он не может ей ничего обещать.
Осень, и дождь, и жить хочется до одури, до крика, и он кричит в холодное октябрьское небо, кричит громко, надрывно, как будто душу ему выжигают. Она хватает горячими ладонями его мокрое лицо, стискивает его так, что белеют от напряжения пальцы.
- Я люблю тебя.
Он закрывает глаза и обессилено прислоняется лбом к ее лбу. Она касается губами его подбородка.
Идет дождь.